Шедевр, ящетаю. Пусть всегда так лосось находится. Сказать, что на прошлой неделе было тяжело – это все равно, что назвать тройной перелом со смещением – легким ушибом. Щедрая на истерические жесты и чудовищные драмы земля индийская снова устроила бурю в стакане масала-чая и я, зазевавшись, не успела произнести защитную мантру «это все хуйня из под коня, не обращай внимания». И меня понесло по эмоциональным качелям как по водам священной реки Ганга, что полнится благодатью и гниющей человеческой плотью одновременно.
Если менее высоким штилем – Амит страшно бесоебил, а я повелась.
Как любая нормальная русская баба, впитавшая с молоком матери страх перед пустыми перестроечными полками и еще более гулкий, глубокий, спрятанный в толще времени, доставшийся от бабки еще, а той от пробабки, ужас военного (да и мирного, что уж там) голода – когда мне хуево я иду и забиваю холодильник едой. А кроме холодильника еще все полки, склянки, коробки, пространства между шкафами и потолком и в угол запихнуть какой-нибудь огромный мешок.
У моей бабушки, например, в спальне всегда хранился мешок сахара на 50 кг. Иногда два. Она просила с ним и похоронить. Если загробный мир выдается каждому в зависимости от представлений, то моя бабуленция наверняка пребывает сейчас во вселенной, испытывающей острый сахарный дефицит. И только она одна – с неисчерпаемым мешком. А все остальные без. И она им отсыпает в кулечки и строго спрашивает, мол, чтож ты, голубчик, не запассья, то, а? А ей удивленно отвечают, мол, так говорили же, что на тот свет ничего не пронесешь, что в саване карманов нет и вообще.. А она хохочет до слез, мол, ты в какой стране-то жизззь прожил, чтоб верить всему, что начальство несет, а? «Эх, во народ, коли не я, чтоб вы тут делали-то, а?» И подсыпает еще сахарку.
А я вот нашла магазин (недалеко, 30км всего проехать, а потом по убитой дороге обратно на скутере, обвязанным тюками - нормально). В том магазине дают макароны итальянские, сыры французские, нори, листы для лазаньи, консервированные личи и соус барбекю.
Это вам, баловням Ашана, дика мысль, что за макаронами можно охотится, с азартом и огоньком, не жалея ни денег, ни времени ни себя. А проживите вы, как я с пару лет в мире где три миллиона приправ для карри (и все они на один вкус), а все остальное в одном экземпляре – я на вас посмотрю. Есть только один вид мяса – и тот курица, только один тип каждого овоща, один тип хлеба и на кухне у каждого один и тот же премерзкий чай. А душа-то хочет полета!
Пока я рыдала в обнимку с консервированными личи, ко мне подошел хозяин магазина, воровато оглянулся и сообщил, что у него есть говядина. Замороженный кусок на 4 кило импортированный из Австралии.
Мне сложно объяснить, что происходит с человеческим организмом, впервые за два года услышавшим словосочетание «австралийская говядина», но дальше все было как в тумане. Я помню холодильник, помню белесый пар, помню, как я залезла в холодильник целиком и начала оттуда вышвыривать сосиски, бекон, салями, ребрышки… И внезапно наткнулась на него… Невообразимых размером замороженный лососевый стейк.
«У вас. тут. Есть. ЛОСОСЬ?»
В общем я уезжала с запасом еды на небольшой панджабский полк сепаратистов, ногами держала шмат замороженной говядины и думала лишь о нем. О лососе. Хозяин лавки взял у меня тысячу рупий и пообещал, что к пятнице подвезет свежего лосося.
Дело в том, что индийской заморозке верить на слово не приходится – электричество озорно подмигивает каждый день на пару-тройку часов, и то, что в моем мире простительно говядине – совершенно непростительно лососю. «Пусть лучше привезет кусок посвежее, - думала я, - ну размороженный и замороженный всего с десяток раз, а не с сотню»
- Лосось – это хорошо. Лосось – это терапевтично, - говорит Полина, получившая настолько блестящее психологическое образование, что теперь очень многим людям легче жить, а самой Полине, как мне кажется, сложнее.
- Ты знаешь, есть прекрасный ирландский миф о внутреннем лососе.
- Это тот, который неутомимо, забыв про сон и еду через все пороги несется, чтобы поебстись и сдохнуть?
- Не, другой. Это символ всех жизненных сил, здоровья, счастья и вообще души. Мы рождаемся в лососем внутри. Он ведет нас через эту жизнь. И покидает только в день смерти. Но если случилось так, что человек был настолько близок к смерти, что лосось перепугался и ушел, то выживший человек потом проживает остаток дней без лосося. Он печален, безынициативен и не знает зачем ему жить.
Я задумалась. Полина продолжила.
- Вообще это одно из лучших мифологических описаний ПТСР, что я встречала..
Говорю же – Полине иногда жить сложнее всех нас.
- Но смысл в том, что, кажется, можно найти своего лосося обратно. И все снова будет хорошо. Так что это здорово, что ты пизданулась именно в сторону еды и заказала именно лосося. Глядишь – и все наладится.
Между этим разговором и пятницей произошло столько событий, что я начала задумываться, что наладить здесь что-либо можно только при помощи чуда и штурмовой винтовки. Совершенно измученная и измочаленная я сбрасывала раз за разом звонок с неизвестного номера, пока не увидела сообщение «Мэм, ваш лосось прибыл»
До магазина я добралась только под вечер. Кровавый шар утонул в море, самые быстротечные сумерки в мире уступили место непроглядной тьме, звезды рассыпались как попало в перевернутое блюдце, полумесяц запутался и повис на пальмовом листе.
«Мэм, ваш лосось! Мы его уже взвесили, но сейчас перед вами взвесим еще раз.»
Я стояла перед метровым корытом, в котором плавали десятки кубиков льда и лежала она. Охлажденная целиковая туша гигантской рыбины. От хвоста до морды с обезумевшим застывшим взглядом чуточку не хватало до метра.
«Четыре килограмма 200 грамм, мадам! С вас 8 тыщ рупий»
Истерика подкатила неожиданно. Я сползла по заплеванной магазинной стене и задыхаться от какого-то почти демонического смеха. «Четыре…. Килограмма… лосося… четыре… метровая рыбина… За 8 тыщ… ЧЕТЫРЕ….»
Я смотрела на это чудовище в его ледяном гробу, на свой крошечный скутер, снова на рыбу…
Хозяин лавки смекнул и принес мне два полиэтиленовых пакета для мусорных баков в пятьдесят литров. В такие в детективных сериалах заворачивают трупы. Мы вдвоем вытащили рыбу, поместили в пакет, тот еще в один, примотали к скутеру и я поехала.
Вообще, когда твоя жизнь поворачивается так, что ты оказываешься ночью посреди тропиков с тушей гигантского норвежского лосося на руках – ты начинаешь думать очень быстро.
Первые мысли, они конечно же про «Ептваюмать» и «Как?!» и «Нахуя??». Дальше уже идет конструктив. Я поняла, что лосося надо продать. Потому что морозить такую тушу во-первых, негде, во-вторых, это кощунство, в третьих – я столько не сожру и за два месяца, в четвертых, – ептваюматьвосемьтыщ.
Я как могла аккуратно, чтобы не подумали, что я окончательно сошла с ума, написала в несколько русских чатиков, о том, что, знаете, так получилось, что у меня – лосось. И он свеж (в отличие от меня). И таким пробудет еще очень недолго, ибо короток век лосося. Пожалуйста, приезжайте и заберите хоть часть. Отдам почем брала.
Потом была транспортировка лосося домой, разрезание, а скорее даже растерзывание, туши на части тупыми ножами, самодельные весы из вешалки, на один конец которой вешался пакет, в который мерными стаканчиками наливалось нужное количество воды (250гр, 500гр, 750гр), а с другой стороны – пакет с кусками туши.
Ночные посетители, что продирались ко мне сквозь джунгли на своих мотоциклах, занавешенные окна от чужих глаз (ну окей, они у меня всегда занавешены), жонглирование ножами и одуревшая от запаха рыбы кошка.
Я забыла обо всех своих тревогах, меня не интересовал ни курс доллара, ни война в Пакистане, ни ругань с Амитом. Я спасала лосося. Он приплыл ко мне, проделав путь через весь глобус, его не смутил ни безумный этот февраль, ни пандемия, ни финансовый кризис, ни географическая нелепость. Он откликнулся на мой зов и появился на моей кухне, чтобы извиваться под моим ножом в сердце Ост-Индии.
(Господи, какое Гоа – сердце? Это ошметок какой-то слева от больших земель – это поджелудочная страны, скорее. Ну да черт с ним.)
И я хрен его знает, как это работает, но когда я раздала большую часть рыбы, заморозила голову для будущей ухи, отмыла кухню от чешуи и засолила куски филе под завтрашние суши – все стало как-то налаживаться.
На следующий день я пообедала лососинным стейком, пригласила друзей, навертела какое-то невообразимое количество сушей. Мы долго разговаривали, пока я носилась по кухне. Я вспоминала тот стишок, про «Я отстраивал границы, а потом открыл ворота, пригласил людей на праздник, потому что как иначе?».
И думала, что все это это очень хорошо. Хорошо, что лосося, даже если он где-то потерялся, можно всегда найти обратно. И то, что он может оказаться намного больше, чем ты думаешь – это тоже хорошо. И что лучшее, что с этим всем можно сделать – это делиться.
